Трансформеры: Исход
Dec. 24th, 2011 10:06 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
hades_wenchГлава 4
Орион Пакс посмотрел вверх, на звезды; часть их была скрыта за спутникам-близнецами. Лунная база 1 и 2; третий объект на орбите Киберторна, станция Триптикон, сейчас находился на другой стороне планеты и не был виден. Орион продолжил путь по крутым улицам и мостам Йакона, обдумывая то, что слышал из речей Мегатрона.
Свобода – право каждого кибертронца!
Может быть. Но что значит «свобода»? Если исчезнут касты, если исчезнет организованность, разделяющая население из соображений наибольшей продуктивности... если каждый житель планеты будет просто решать, что ему хочется делать, то наступит хаос. Орион вспомнил, чему его учили: свобода – это возможность участвовать в выполнении работы, соответствующей и нужной той касте, в которой ты был рожден. Ничем не ограниченный выбор ведет не к свободе, а к беспомощному замешательству.
Так говорил... собственно, кто? Сентинел Прайм никогда не утверждал этого прямо, но именно он следил за тем, как рождалась кастовая система, спасшая Кибертрон, когда планета стояла на грани раскола из-за борьбы личных мнений.
Кому выгодна кастовая система? Только высшим кастам! За счет кого они живут? За счет вас.
Орион поднялся на вершину одной из башен, с наблюдательной платформы которой был виден весь Йакон, а за ним – очертания и остального Кибертрона, живого лика Праймаса. Каньоны, ведущие в самые недра, где плазма наполняла Колодец в центре планеты; далеко-далеко на западе – высочайшие пики Марганцевых гор; а над северной частью горизонта – «Шесть лазеров над Кибертроном».
Орион почувствовал мимолетную злость при мысли о парке развлечений. Он никогда там не был – парк предназначался для представителей высших каст, и только изредка на его территорию ступали кибертронцы из низших сословий. Ориону такие счастливчики из народа пока не встречались.
Каждая личность знает, что для нее лучше всего! Только я сам знаю, что мне нужно! Кто, кроме вас самих, вправе решать, как вам жить?
«Неплохо бы побывать в «Шести лазерах», – подумал Орион.
Но если бы каждый желающий мог прийти в парк, когда ему захочется, там бы было не протолкнуться. Обществу необходима организация, но самостоятельные личности никогда бы не согласились так ограничить себя. Или согласились бы?
Конечно же, нет. Разумные существа объединяются и принимают решения, выгодные всему сообществу; необязательно, чтобы все эти решения были выгодны каждой отдельной особи.
Орион запутался в собственных размышлениях, уже не зная, что ему следует думать или чувствовать.
«Что мне действительно нужно, – сказал он себе, – так это не спорить с самим собой, а поговорить с реальным собеседником».
– Что нам нужно, – заявил Джазз, обретавшийся, как вычислил Орион Пакс, в «Старой смазочной» Маккадама, – так это отправиться в Каон и самим увидеть эти бои гладиаторов.
– Ты серьезно? Они же противозаконны. Думаю, и смотреть на них – тоже незаконно.
– Однако публику это не останавливает, – возразил Джазз. Он осушил банку «Вязко» и помахал бармену, требуя новую порцию. – Мы вполне можем рискнуть. А если нас опознает кто-то из властей, если нас задержат и станут допрашивать, я скажу, что мы занимались культурным расследованием. Это же моя работа.
Тут Джазз был прав. Они и познакомились как раз из-за того, что Джазз был следователем по делам культуры, в чьи обязанности входила интерпретация сообщений и прочих видов информации, которую Орион каждый день собирал в Гриде. Следователь довольно часто бывал в Архиве, уточняя тот или иной исторический факт, и они с Орионом постоянно пересекались. Так зародилась дружба; но Пакса немного пугала беспечность, с которой Джазз относился к властям и жизни в целом. В кастовой иерархии он стоял выше и не только мог, но и хотел позволить себе больше, интересуясь вещами, о которых Орион не смел и помыслить. Если Джазз видел возможность обойти правила, он их обходил, при этом всегда действуя решительнее, чем советовало благоразумие.
Орион глотнул из своей банки «Вязко».
– Каон очень далеко – в другом полушарии. Я никогда там не бывал. – Едва договорив, Орион заметил, что фраза прозвучала не небрежно, как он планировал, а мечтательно.
На Кибертроне была масса областей, где он никогда не бывал. Он лишь слушал разговоры жителей по всем уголкам планеты, на всех башнях и станциях, а потом записывал эти разговоры и сообщения, практично сортируя их по категориям, чтобы такие, как Джазз, могли использовать данные Архива и работу самого Ориона как исходный материал для своих теорий.
Внезапно его поразило, насколько его обязанности похожи на труд заводских рабочих. Они собирали машины, он – информацию. Была ли между ними хоть какая-то разница?
Он поделился этим наблюдением с Джаззом, и следователь засмеялся:
– О да, Орион, ты – другой. Твоя работа тебя не убьет. А когда твои силы иссякнут, никто не выкинет тебя на свалку и не использует твой корпус для производства кубов данных или матриц изображения.
Ориону показалось, что его ударили.
– А ты жестокий, – заметил он.
– Те, кому повезло, должны понимать, в чем заключается их везение, – сказал Джазз, после чего вновь занялся своим напитком, давая Ориону время собраться с мыслями.
– Я тут подумал: можно ли с ним как-то связаться? – помолчав, сказал Орион. Как обычно, от «Вязко» он почувствовал воодушевление, и фантазия разыгралась, прокручивая разные возможности.
– С кем, с этим Мегатроном? – Джазз пожал плечами. – Наверное. А зачем тебе?
– Разве он не кажется тебе интересным?
– Мне все интересно, – Джазз рассмеялся. – Меня создали для того, чтобы интересоваться разными вещами. Послушай, Пакс, если хочешь побывать в Каоне, давай отправимся в Каон. Я достану нам разрешение на передвижение. Скажу, что ты мне нужен для сбора данных. Мне поговорить с архивариусом?
Орион задумался.
– История движется циклически, – сказал он наконец. – Уж это я уяснил, копаясь в архивах.
– А я думал, копаться в архивах тебе не положено, – заметил Джазз. – Осторожнее, друг, а то выйдешь за пределы позволенного твоей касте.
– Но как я могу удержаться? – спросил Орион, допивая свою порцию «Вязко». – У меня есть разум, есть способность думать и анализировать.
Прежде чем ответить, Джазз сделал многозначительную паузу.
– Как скажешь.
– Тебе легко иронизировать. Ты вообще можешь делать все, что захочешь, а я – всего лишь оператор данных. – Орион подался вперед. Он безоговорочно верил Джаззу и мог признаться ему в том, о чем с другими не заговорил бы никогда. – А где сказано, что я всю жизнь должен быть оператором данных? Или где-то, в одном из спиральных рукавов галактики, есть какая-то книга судеб, которую пишут Праймы? И там так и написано: «Орион Пакс – оператор данных»? Нет, это вряд ли.
– А теперь ты заговорил как твой приятель-гладиатор, – отметил Джазз.
– Он мне не приятель, – задумчиво ответил Орион. – Но, пожалуй, нам с ним и правда пора поговорить.
Орион знал, как устроен Грид, ведь он целыми днями бродил по его узлам и матрицам и если чему и научился благодаря своим обязанностям, так это тому, как передать сообщение внутри системы таким образом, чтобы факт передачи и ее содержание были известны только адресату. Заступив на смену в тихом и сумрачном отделе сбора данных, Орион работал, как обычно, но это не мешало ему продумывать план, как передать тайное сообщение этому гладиатору-мятежнику, Мегатрону.
И что именно ему сказать? На ум приходила масса вариантов, которые Орион обдумывал на протяжении всей смены; уже перед тем как уйти, он пришел к выводу, что простое послание подойдет лучше всего.
То, что ты говоришь, интересно, но у тебя больше слушателей, чем ты предполагаешь. Давай побеседуем.
Он добавил к сообщению контактную информацию, воспользовавшись для этого концевой областью памяти, которая не была проиндексирована в текущей конфигурации Грида. Потом отправил послание и остался на рабочем месте, продолжая прочесывать систему и выискивая указания на то, о чем Мегатрон мог думать, что он мог делать, говорить... или замышлять.
На следующий день они с Джаззом опять встретились в заведении Маккадама.
– Он ответил, – сообщил Орион.
– «Он» – это Мегатрон, да? И что ты ему сказал?
– Что его аудитория шире, чем он предполагал.
– А он что?
Орион Пакс удивленно покачал головой:
– Сказал, что я даже не подозреваю, насколько я прав и насколько прав он.
Джазз расхохотался – громко и весело.
– Какая самоуверенность! Уж скромностью этот тип не страдает.
– А потом он согласился на встречу.
Услышав это, Джазз сразу посерьезнел.
– И ты готов рискнуть? В прошлый раз я много чего наболтал, но ты должен все обдумать. Для тебя последствия могут быть гораздо печальнее, чем для меня.
– Я готов, – ответил Орион Пакс.
Альфа Трион постучал кончиком Пера по поверхности стола. На дисплей перед ним был выведен текст – содержание разговора, состоявшегося между его оператором, Орионом Паксом, и гладиатором, теперь ставшим революционером. «Революционер» – опасное слово, но, судя по репликам Мегатрона, вполне ему подходившее.
ОП: По правилам моей касты я могу читать и регистрировать данные, но не могу их анализировать.
М: Откуда ты знаешь, что и как регистрировать, если не анализируешь информацию?
ОП: Я стараюсь не задаваться вопросами, ответы на которые от меня не зависят.
М: А кто сказал, что не зависят? У меня раньше не было даже имени. Я дрался на потеху незнакомцам. Теперь я – Мегатрон, и сам решаю, где, когда и ради чего мне сражаться.
ОП: Сражаться с кем?
М: С теми, кто посмеет сказать мне... как говорят тебе... что у нас нет права решать собственную судьбу. Так мои слова слышны даже в Йаконе? Любопытно.
ОП: Слышать все – моя работа.
М: Но ты не отвечаешь на все услышанные сообщения. И уж точно не отвечаешь на услышанное по каналам, за которыми следишь тайком, в страхе, как бы тебя не поймали.
ОП: Нет.
М: Многие, очень многие кибертронцы хотели бы жить в Йаконе, а вот ты все равно недоволен. О чем это говорит?
ОП: Нам нужно встретиться.
М: Нужно? Зачем мне это?
ОП: Если твои цели не ограничиваются Каоном, тебе придется сформулировать свое послание так, чтобы оно нашло отклик у всех каст, а не только у тех, кто плавит руду и дерется на гладиаторской арене.
М: Есть другой вариант: пусть остальной Кибертрон научится понимать эти касты. Ведь даже ты не понимаешь, хотя считаешь себя одним из нас.
ОП: Тогда покажи, чего я не понимаю.
Альфа Трион закрыл глаза. Началось. "Завет" ясно предвидел это, а теперь и он сам видел смутные очертания назревавших событий. Жизнь Ориона Пакса, оператора данных из Архива, подходила к концу. На смену ей придет жизнь, полная потрясений и борьбы, в этом сомнений не было.
Сомнения, подумал Альфа Трион, оставались в том, насколько он сможет повлиять на грядущие события, чтобы направить их в нужном направлении. Орион – молодой, неопытный – был не тем, кого он бы выбрал сам.
Но выбирать предстояло не ему. Он, как и любой другой кибертронец, сможет узнать будущее лишь в тот момент, когда оно станет настоящим.
Глава 5
Орион Пакс продолжал переписку с Мегатроном еще несколько циклов. Этот обмен сообщениями помог ему оформить собственные мысли касательно кастовой системы, индивидуальности и свободной воли; Мегатрон тоже говорил, что их диалог позволил ему четче сформулировать некоторые идеи.
– Ты заставляешь меня мыслить яснее, библиотекарь, – сказал он по видеосвязи через несколько циклов после их первого разговора. – Для лидера это полезно.
Ориону же казалось, что некоторым идеям Мегатрона все еще не хватает определенности. Что именно он собирается делать? Собираются ли они изложить свои жалобы Верховному Совету? Что именно они планируют?
– Над этим думают мои помощники, – ответил Мегатрон и отказался дальше обсуждать эту тему.
Это заставило Ориона занервничать – с полным на то основанием, как считал Джазз.
– Ты должен абсолютно точно знать, во что ввязываешься, – сказал он. – Что бы ни случилось, я буду наблюдать неподалеку; но для тебя последствия могут быть самыми серьезными. Пока что это все просто разговоры, но едва ты начнешь действовать, как придется считаться с законами. Ты готов нарушить закон?
Сам Орион не мог ответить с уверенностью на этот вопрос, а потому спросил Мегатрона.
– Кто устанавливает законы? – ответил тот. – Они спрашивали твое мнение? Или мое?
На это у Ориона ответа тоже не было.
– Послушай-ка дружище, – сказал Джазз. – Что будет, если каждый, кому показалось, что при принятии закона с ним не посоветовались, начнет устраивать революции? Во что тогда превратится наша планета?
– Нет, – возразил Орион Пакс, – мы слишком далеко ушли в развитии. Разве ты не видишь, что сейчас мы достигли другой крайности: все молчат. Кто решил поделить нас на касты? Что об этом теперь говорят наши правители?
Ответ был один: ничего. Сентинел Прайм держался в тени; Верховный Совет занимался мелкими правовыми вопросами и избегал обсуждения крупных проблем. Как утверждал Мегатрон (и тут Орион был вынужден с ним согласиться), жители всего Кибертрона стали ленивы, довольствуясь лишь тем, что им дают.
– И это раса, которая когда-то строила космические мосты? – риторически вопрошал Мегатрон. – Разве чувствуется в нас жар Великой Искры? Если да, то почему мы позволяем другим говорить за нас, действовать за нас, решать, что нам можно и что нельзя?
В нем было какое-то скрытое отличие – это Орион заметил так же быстро, как и остальные, кому довелось общаться с Мегатроном. К нему трудно было не прислушиваться, и когда он рассуждал о личной свободе, казалось, что он говорит только с тобой – и не важно, как велика на самом деле была аудитория слушателей.
Но Орион пока еще не встречал его лично – он не был уверен, что стоит так рисковать. По правде, он не был уверен, чем вообще ему пришлось бы ради этого рискнуть.
Мегатрон же начал проявлять настойчивость:
– Если ты хочешь понять Кибертрон, библиотекарь, то должен увидеть Каон.
– Может быть, ты сам лучше поймешь Кибертрон, если увидишь Йакон, – парировал Орион Пакс.
– О, в Йаконе я побываю, не сомневайся, – ответил на это Мегатрон.
Тон, каким он это сказал, заставил Ориона поскорее сменить тему. Меньше всего он хотел размолвок сейчас, когда только-только начал понимать, что именно хотел сказать Мегатрон... и что он сам мог добавить к его теориям. В некоторых убеждениях Орион и этот строптивый герой каонской арены сходились; но, несмотря на общность взглядов, Ориону казалось, что были и принципиальные различия в том, как они оба понимали свободу и индивидуальную волю.
– А почему «Мегатронус»? – спросил он, хотя уже слышал, как гладиатор отвечал на этот вопрос, каждый раз немного по-разному. Мегатрон постоянно двигался вперед, оттачивая свои идеи и ораторское искусство. Орион понял, что наблюдает восхождение действительно влиятельного лидера... но вот только лидера чего? И к какой цели он поведет?
– Я взял себе имя одного из Тринадцати, потому что они все – хотя лишь один из них открыто называл себя Падшим – изменили своему изначальному предназначению. Я взял это имя, потому что принципы, в которые я верю, утрачены. Свобода не знает, что такое касты, а потому ей нет места на нынешнем Кибертроне. История выставляет некоторых ботов злодеями только потому, что они делали то, что считали правильным; если так будет и со мной, ну что ж. Я могу поступать только так, как правильно в сложившихся обстоятельствах.
Говоря, Мегатрон по очереди активировал различное оружие своей альт-формы. На самой границе экрана Орион разглядел кое-кого из приближенных Мегатрона. Он знал только двоих – Саундвейва и Шоквейва. Саундвейв был связан с миниконами, отчего Ориону становилось не по себе: для него миниконы ассоциировались со шпионажем и предательством. Шоквейв казался строгим и безучастным – истинный ученый, неизвестно как затесавшийся в грубую компанию сторонников Мегатрона.
Если судить по одному только присутствию Шоквейва, Мегатрон, очевидно, начал понимать, что для достижения своей цели ему придется сплотить разные касты. Ученые и рабочие – не говоря уж о гладиаторах – редко общались, разве что в случаях, когда первые отдавали приказы вторым; но здесь, как заметил Орион Пакс, все было наоборот. Без сомнения, приказы отдавал Мегатрон.
– На каонской арене нельзя колебаться, – продолжал гладиатор. – Здесь нет места полутонам и оттенкам смысла. В Архиве – возможно, но не тут. Тут ты принимаешь решение и действуешь, не отступаясь от него... иначе тебя ждет смерть.
Орион оглянулся вокруг. Он был один в этом крыле здания и сделал все, что мог, чтобы изолировать этот канал от обычных протоколов по сбору данных, которые обрабатывали весь входящий и исходящий траффик Архива. И все-таки он заговорил тише:
– Ты и правда считаешь, что Тринадцать так оценивали свои действия?
– Для меня это неважно, – ответил гладиатор. – Мегатронуса уже давно нет, а ты и я – мы живем сейчас. И ни Мегатронус, ни Лиж Максимо, никакой другой мифический герой не будут решать, что нам делать. Это должны решить мы сами.
– А кто, собственно говоря, эти «мы»? – поинтересовался Орион Пакс несколько солнечных циклов спустя.
– Любой, кто захочет к нам присоединиться, – рассмеялся Мегатрон. – Если хочешь завоевать мир, любая поддержка хороша.
– Итак, у тебя есть единомышленники в Каоне, – сказал Орион. – А где еще?
– Такие вопросы обычно задают шпионы.
– Если бы тебя это беспокоило, наши беседы давно бы прекратились.
– Может быть – а может быть, и нет. Саундвейв говорит, что ты можешь меня предать и мне следует быть осторожнее, – Мегатрон опять усмехнулся. – На что я ему ответил, что если бы я и вправду боялся, что ты меня предашь, мы бы встретились на арене и решили эту проблему, как подобает воинам. Ты бы сразился со мной за свои принципы, библиотекарь? Ты можешь определить, в чем твои убеждения отличаются от моих?
– Думаю, могу, – сказал Орион, – и за них я буду драться с кем угодно.
Едва сказав это, он понял, что это было правдой. Орион всегда знал, что за рутинной работой и кастой, которой он принадлежал, скрывается другой, больший мир, и речи Мегатрона наполняли его воодушевлением, источник которого был в нем самом, а не в Мегатроне. Ему казалось, что искра его засияла в полную силу, только столкнувшись с революционными идеями этого нарушителя закона.
– Тогда я расскажу тебе. Меня поддерживают в Бластер-Сити, по всем Пустошам и в Бойне. Я бы мог хоть завтра взять под контроль космопорт в Гидраксе, – сообщил Мегатрон, а Орион тем временем пытался соотнести названия городов с тем, что он помнил из карт Кибертрона. – Группы кибертронцев, которые слышат меня, рассеяны по всей планете, и они перейдут к действию по первому моему слову.
– И когда оно прозвучит?
– Когда настанет нужный момент. Не забывай, библиотекарь: мы все еще не встречались лично. Пока мы не посмотрим друг другу в глаза, мы просто обсуждаем возможности, которые могут никогда не воплотиться. Точно так же мы могли бы смотреть на руины космического моста и гадать, каково это – побывать на Планете скорости или Магистрали. Пока мы просто друзья – друзья, обсуждающие свои убеждения.
«Друзья», – подумал Орион Пакс. Невероятно, но так оно и было. Он начинал считать своим другом этого подстрекателя, преступника и, вполне возможно, будущего изменника с точки зрения Совета.
Но разве не так бы поступил любой трезво мыслящий кибертронец, понимающий, что общество, в котором он живет, все больше погружается в стазис?
– Трудный вопрос, – сказал Джазз, когда Орион Пакс позже спросил его об этом. – Я тут провел кое-какие расследования. У твоего друга Мегатронуса – или Мегатрона – интересное прошлое.
– Я знаю о его прошлом, – заметил Орион.
– Знаю, что ты знаешь. Но для меня это было новой информацией, и я решил покопаться в поисках деталей. Пакс, как думаешь, чего он на самом деле хочет?
Орион долго обдумывал свой ответ.
– Он хочет сделать Кибертрон таким, как раньше, – сказал он наконец. – Как в те времена, когда тебя не приписывали к гильдии и касте, едва ты появлялся из Колодца всех искр. Когда можно было стать кем захочешь. Тот Кибертрон тянулся к звездам, бросил вызов квинтессонам, рискнул шагнуть за пределы собственной планеты и хотел постоянно открывать новые миры.
– Это как раз то, чего хочешь ты, – ответил на это Джазз. – И перестань уже обманывать себя.
Орион вновь замолчал, задумавшись.
– Да, именно этого я и хочу, – признал он затем.
– Ладно. Не буду говорить, что ты неправ, но, друг мой, это опасный ход мыслей. Как, по-твоему, отреагируют высшие касты? Думаешь, они захотят вернуться в те дни, когда статус любого кибертронца определялся его способностями и настойчивостью? – Собственный сарказм заставил Джазза рассмеяться.
– Если я сам не могу решиться на правильный поступок, – возразил Орион, – то как могу требовать этого от других?
Джазз кивнул. Они оба посмотрели в бесконечную тьму неба.
– Хорошо, – резюмировал следователь. – Только не удивляйся, если окажется, что остальные не столь принципиальны.
– Я тебе говорил, что Мегатрон пообещал вызвать меня на бой, если ему покажется, что я могу его предать? – сообщил Орион.
– Очень смешно.
– Он не шутил.
– Тогда будь настороже, – посоветовал Джазз. – Значит, он уже наполовину убедил себя, что рано или поздно так и будет.
– В таком случае, мне стоит научиться драться, – со смехом ответил Орион Пакс.
И он начал учиться, каждый солнечный цикл выкраивая время, чтобы попрактиковаться с другими представителями своей касты. Он тренировался в использовании ионной пушки и энергоновых бластеров – оружия своей альт-формы, которое было заложено в его протоформе. Помимо этого, он освоил основы обращения с мечом и топором – и в качестве ручного оружия, и в виде частичной трансформации. Во время этих учебных поединков он думал о Мегатроне, для которого большую часть его существования победа в бою была вопросом жизни и смерти. К тренировкам присоединился и Джазз, и они стали оттачивать мастерство, сражаясь друг с другом. Орион обнаружил, что схватка пьянит: когда тренировки завершались, его схемы гудели, переполненные энергией боя, и он с ужасом думал о возвращении на свое рабочее место в тишине Архива.
Он возвращался туда только из-за жажды знания – как о прошлом Кибертрона, так и о настоящем: он и не подозревал, что на современном Кибертроне есть столько достойных изучения вещей.
Помимо тяги к знанию, были еще и обязанности перед его кастой.
И в этом противоречие, омрачавшее его дружбу с Мегатроном, проявлялось ярче всего. Именно эта дружба заставила Ориона с новым интересом следить за тем, что происходило на планете – той самой планете, на которой он жил вместе с другими кибертронцами и история которой затрагивала их всех. Но останься он верен своей касте – и отношения с Мегатроном неизбежно испортятся, так как первое, что гладиатор бы сделал, получив власть, это упразднил кастовую систему.
«А разве я не поступил бы так же?» – спрашивал себя Орион, на что мог только ответить: возможно. Он понимал мотивы Мегатрона и, может быть, даже больше самого гладиатора жаждал свободы выбора, которую принесло бы уничтожение каст и гильдий.
Но различие между ними, как подозревал Орион, заключалось в методе. Сам он был убежден, что изменений можно добиться политическими средствами: пропагандируя новые идеи, следя за тем, как они распространяются, привлекая на их сторону все новых последователей, так что в конце концов Верховный Совет и Сентинел Прайм уже не смогут их игнорировать. Так представлял себе будущее Орион Пакс.
Иногда его беспокоило, что Мегатрон гораздо менее терпелив. Но и у самого Ориона начали появляться единомышленники. Были сообщения, в которых упоминался только он, а если имя Мегатрона и звучало, то только после его собственного. Как ни старался библиотекарь оставаться в тени, он постепенно приобретал известность.
Решающий момент должен был наступить очень скоро. Пришло время, наконец, встретиться с Мегатроном лично.
Орион Пакс посмотрел на экран своего рабочего терминала; продиктовал сообщение для Альфа Триона, в котором просил отгул. Уже на выходе из здания архивариус вызвал его напрямую, но Орион не стал отвечать. Он не мог придумать, что сказать, не мог рисковать из страха, что Альфа Трион его отговорит.
Он ясно представлял, как следует поступить. Оставалось только перейти к действию.
Глава 6
Первой мыслью Ориона Пакса о Каоне было то, что он никогда ничего подобного не видел. На изображениях – да, но не так, не напрямую, во всей полноте сенсорного восприятия...
Он добирался до Каона в альт-форме. Проехал через Калис, оказался совсем рядом с Колодцем Всех Искр, который дал жизнь всем кибертронцам; пересек Кольцевые штаты и достиг Моря ржавчины, к югу от которого лежали Звуковые каньоны. Обогнув каньоны, Орион оказался в Пустошах, и на его глазах освоенная и ухоженная поверхность планеты уступила место суровому неровному ландшафту. Здесь металлические гребни чередовались с извилистыми трещинами, и альт-форма Ориона до осей проваливалась в хлопья ржавчины, их заполнявшие; тут и там виднелись остовы древних строений. Пакс знал, что на территории, известной как Пустоши, когда-то вершились великие дела, изменившие всю историю Кибертрона, но он никогда не получал доступа к записям, об этих делах рассказывавшим. Поэтому он просто катил дальше, глядя по сторонам и жадно впитывая новые данные.
В прошлом, скорее всего, Пустоши были промышленным районом, но теперь здесь оставались только безжизненные руины – останки неотвратимо угасающей цивилизации. Но именно поэтому Орион Пакс и отправился в путь. Ради перемен – перемен, начало которым положат они с Мегатроном.
Город под названием Каон раскинулся на плато, по площади в три раза превосходившем Йакон. Небо над ним было затянуто сплошной пеленой облаков, где дым смешивался с выбросами тяжелых металлов. Здания Йакона тянулись вверх, прочь от поверхности планеты; повсюду башни и арки, террасы жилых блоков и прочие чудеса архитектурной мысли. Каон, напротив, словно тонул в завалах из почерневших обломков: огромные механические конструкции постоянно рушились одна на другую, а на их остовах возводились новые уровни. Казалось, что город пережил орбитальную бомбардировку, а то, что от него осталось, потом кое-как собрали слепые миниконы. Орион Пакс прогрохотал по окраинам города в альт-форме и трансформировался, только когда приблизился к центру, где улицы превратились в настоящий лабиринт, над которым нависало переплетение трубопроводов и лестниц. Без спутников и Грида здесь невозможно было ориентироваться: Каон – не тот город, где можно полагаться на оптические сенсоры. Находясь в Йаконе, он чувствовал свое положение в пространстве, знал, где находится, но Каон... Каон сбивал с толку.
И каково это – едва появившись из Колодца Всех Искр, оказаться тут навсегда?
Продолжая путь пешком, Орион Пакс искал здание, которое ему описал Мегатрон. Оно обнаружилось к югу от центра города, втиснутое между двумя шлаковыми ямами, такими глубокими, что Орион смог бы увидеть, что на дне, только если бы подошел к самому краю. Само здание было огромным: колоссальная черная пирамида со срезанной верхушкой, переделанной в посадочную площадку. Внутри, по словам Мегатрона, находился заброшенный кибергидравлический завод – идеальное место для гладиаторских поединков и нелегального производства оптических и аудиосенсоров. Они быстро выходили из строя в каонском смоге, а среди гладиаторов спрос был особенно высок: те, кто выживал в поединках, редко обходились без повреждений в сенсорных системах.
Но самое интересное происходило ниже, на этажах под этими мастерскими. Комплекс подземных уровней, уходивший на глубину почти в полхика, вмещал и опорные механизмы, и жилые помещения для рабочих, и хранилища материалов, и систему трубопроводов, ведущих к перегонным заводам; пространства хватало, чтобы проводить несколько гладиаторских боев. В Каоне было больше десятка подобных мест, в Бойне – еще двадцать; такие арены были и в отдаленных поселениях, разбросанных тут и там в Пустошах до самой восточной оконечности Звуковых каньонов.
Но главный оплот этого бизнеса был именно здесь. Воины из других районов устремлялись сюда, чтобы заработать себе имя – иногда в буквальном смысле, как случилось с Мегатроном, и теперь, выведя из дела криминальный синдикат, который раньше контролировал арены, он готовил из гладиаторов будущую армию. Пирамида казалась Ориону Паксу ключом к совсем иному Кибертрону, о существовании которого он даже не подозревал.
У бокового входа стояли двое трансформеров: один немного меньше Ориона размерами, с черно-белым корпусом и оптическими сенсорами, похожими на красные прожекторы, второй – раз в четыре-пять тяжелее, вооружен булавой в рост Пакса, если не больше. Эта пара охранников перекрыла ему путь.
– Вход для зрителей – с другой стороны, – сказал меньший стражник.
– Ты, должно быть, Бэррикейд, – заговорил Орион Пакс. Он повернулся к гиганту: – А ты Лагнат, да? Мегатрон предупредил, что, вероятно, на посту будете именно вы. Я пришел, чтобы встретиться с ним.
– Гуляешь, наслаждаешься красотами Каона, и решил по пути заглянуть к боссу? – отозвался Бэррикейд. – Смехота. Нам он о тебе ничего не говорил.
– Точно? – Орион бросил взгляд на Лагната, который пока молчал.
Кажется, дело вот в чем. Что бы ни случилось, Лагнат будет лишь наблюдать, пока кто-то из вышестоящих не прикажет ему действовать. В общении с такими, как он, был один прием: исподволь подтолкнуть их к выводу, что именно вы и есть один из этих вышестоящих.
– Лагнат, тебя он наверняка предупредил, – обратился к стражнику Орион Пакс.
Тот, судя по виду, удивился, что с ним вообще заговорили:
– Возможно. Я не всегда...
– Заткнись, – огрызнулся Бэррикейд, смерив Пакса свирепым взглядом. – Откуда тебе знать, что говорил босс и кому.
– Зато я знаю, что он сказал мне, – возразил Орион.
Тупик. Орион чувствовал возникшее напряжение. Бэррикейд не потерпит, чтобы над ним насмехались в присутствии Лагната, – очевидный рычаг, которым можно воспользоваться. Или не такой уж и очевидный? Может, это проверка?
Отсюда до йаконского Архива очень, очень далеко.
– Послушай, – заговорил Орион, думая, что уже высказался предельно ясно. – Я подожду тут с большим парнем, а ты пойдешь спросишь у босса. Все просто, да?
– И без тебя разберусь, что просто, а что нет, – отрезал Бэррикейд, тем не менее, уже направляясь внутрь здания. Замечательно. – Лагнат, – добавил он, открыв дверь, – смотри, чтобы этот мех никуда не улизнул.
«Мех, – подумал Орион Пакс. – Правильно, ему нужно поставить меня на место». Судя по всему, гладиаторы не отличались сдержанностью. Он гадал, как следовало бы поступить: отреагировать на оскорбление, или наоборот, его ответ сочли бы дерзостью.
На смену этой мысли пришла другая: он слишком склонен к размышлениям, слишком долго обдумывает собственные поступки и излишне тщательно анализирует поступки других.
А как же иначе? – сказал бы на это Мегатрон. Как может быть иначе, если всю жизнь тебе запрещали анализировать, запрещали думать самому... а потом появилась возможность нарушить запрет?
Орион был с этим согласен, а потом память подсказала: кажется, он и сам говорил нечто подобное еще раньше Мегатрона.
Внезапно Ориона осенило, что он в шаге от того, чтобы стать революционером. Попахивала революцией и эта встреча с Мегатроном, о котором уже пошла дурная слава. В Гриде то и дело появлялись сообщения о том, что Сентинел Прайм «обеспокоен» и что Верховный Совет «рассматривает возможные меры».
И если он сам будет продолжать действовать, как наметил, то вполне вероятно, что Сентинел Прайм проявит беспокойство и по его поводу. Оператор данных из Архива, которым заинтересовался Сентинел Прайм или даже Верховный Совет... Подумать только!
Подобное было трудно представить.
Но... но что еще ему оставалось? Каждый кибертронец заслуживал право самому решать свою судьбу. В это верил Орион Пакс, в это верил его друг Мегатрон.
Как будто услышав его мысли, Мегатрон возник в дверях пирамиды; Бэррикейд за его спиной выглядел мрачно.
– Вижу, ты уже познакомился кое с кем из представителей местной полуразумной жизни, – сказал Мегатрон. Они обменялись рукопожатием. – Рад наконец встретиться с тобой, друг.
– И я, – ответил Орион Пакс. Друг. Немногих он мог так называть: только Джазза, да еще некоторых теперь уже забытых сокурсников на первом этапе обучения у Колодца Всех Искр, где они впервые научились трансформироваться в альт-формы, свойственные их корпусам.
Внутри пирамиды было огромное свободное пространство; на нижнем уровне, под переплетением балок и эстакад, расположились ряды зрительских трибун. Заводские станки теснились по углам здания.
– Мы тут устраиваем целый воздушный турнир, – пояснил Мегатрон. – Я сам несколько раз выходил на эту арену, хотя в основном сражаюсь на подземных уровнях.
– Ты теперь здесь главный? – предположил Орион.
– Текущими делами занимается Бэррикейд, а Шоквейв ремонтирует гладиаторов после боя и следит за их здоровьем.
Где-то вдалеке из полумрака донеслось быстрое лязганье крошечных сервоприводов – звук, в сознании Ориона Пакса всегда связанный с миниконами. Мегатрон тихо рассмеялся:
– Саундвейв шпионит за всеми. Даже за мной, а за тобой – тем более. Так он проявляет свою верность.
Их беседа продолжилась во время прогулки по пирамиде, во время которой Мегатрон показал Ориону Паксу здание вплоть до первых подземных уровней. Они побывали и в тренировочном зале, где трансформеры, выстроившись в ряды, проходили боевую подготовку под руководством инструкторов. Неподалеку, всего уровнем ниже, располагалась мастерская, в которой под пристальным профессиональным надзором кузнецов-оружейников шла сборка доспехов и оружия.
– И это все для гладиаторской арены? – поинтересовался Орион.
– Посмотрим, – ответил Мегатрон. – Зависит от того, где еще могут понадобиться услуги хорошо подготовленной боевой группы.
Схемы Ориона заискрили от волнения.
– Я считал, что мы будем отстаивать наши идеи, убеждая других в том, что свобода и право решать за себя необходимы, – сказал он. – Будем беседовать, спорить, доказывать. Сентинел Прайм всегда реагирует медленно; Верховный Совет утонет в дебатах до тех пор, пока источник проблем сам не явится в зал заседаний и не потребует принять меры. Не думаю, что вооруженное восстание вообще потребуется.
– Похоже, такой ситуация видится в Йаконе, – заметил Мегатрон.
– Именно, – не сдавался Орион Пакс. – Ты прославился как гладиатор, и потому думаешь, что решение любой проблемы – в сражении.
– А ты думаешь, что решение всех проблем – в книгах, – парировал Мегатрон.
– Кажется, нам нужен компромисс, – вмешался Бэррикейд, который нагнал их, до этого отлучившись по какому-то делу. – А здесь, Орион Пакс, пойти на компромисс значит согласиться с боссом.
– Постой-ка, – прервал его Мегатрон. – Он ученый из Йакона, а не какой-то там рудовоз или плавильщик, которого ты можешь запугать. Орион Пакс – друг, мой друг, и сторонник нашего движения. – Он пристально посмотрел на Бэррикейда, который первым опустил взгляд красных оптических сенсоров.
– Понято, босс. Не хотел никого обидеть.
– Я не обижен, – ответил Орион.
– И все же, – продолжил Мегатрон. – Мы только и делаем, что говорим. Здесь, в этой пирамиде, где множество таких же, как я, сражались и умирали, мы бесконечно говорим о свободе. Пришла пора действовать. Несколько верных мне трансформеров отправились на поиски артефактов Праймов; если нам повезет их найти, это будет знак того, что мы правы. Что касается других... – Мегатрон замолчал, словно не зная, как лучше выразиться.
– Кого других? – уточнил Орион.
– Друг мой, наши идеи встретили разный отклик. Некоторые жители Каона – те, кто более вспыльчив и склонен к агрессии – считают, что слова не сделают мечту реальностью. Они считают, что для этого нужны действия.
– Тогда нам нужно отмежеваться от них, пока они не наделали глупостей, – не задумываясь сказал Орион. – На этом этапе насилие скорее навредит.
– Навредит? – переспросил Мегатрон. – Но не будет неправильным?
До Ориона не сразу дошло, что великий гладиатор его дразнит.
– Будет, конечно, – ответил он. – Мегатрон, если группа смутьянов начнет устраивать погромы и при этом ссылаться на нас, опорочены будут и наши идеи. Нас просто назовут террористами и будут судить за проступки худших из наших последователей.
– Может, и так, – признал Мегатрон. – Но посмотри на это с другой стороны: если мы действительно верим, что должно быть право на свободную волю и самоопределение, то мы должны уважать и право наших последователей не соглашаться с нашими методами и выбирать собственный путь.
Мегатрон был прав – с философской точки зрения. Но Орион Пакс знал – чувствовал, ощущал в самой глубине своей Искры, – что вести чисто философские беседы им оставалось уже недолго.
Скоро придет время, когда ему придется отстаивать свое видение того, как им следует поступать. Скоро, но еще не сегодня. Не здесь, не на территории Мегатрона, не в окружении его сторонников, которые пока даже не подозревали, что многие идеи их лидера на самом деле принадлежали Ориону Паксу.
С другой стороны, было верно и обратное.
– Так ты со мной, библиотекарь? – спросил Мегатрон.
Орион оглянулся на окружавших его воинов, раньше бывших гладиаторами, и других представителей низших каст Кибертрона, которые составляли внутренний круг приближенных. Он был чужим здесь, но страха не испытывал.
– Я поддерживаю твои идеи, – сказал он в ответ, – они и мои тоже.
– Замечательно. – Мегатрон повернулся к гладиаторам, которые наблюдали за ними, оставив прочие дела. Более жестоких трансформеров не найти нигде, кроме как в Бойне; но именно им суждено открыть новую эру – эру свободной воли.
– Кибертронцы! – провозгласил Мегатрон. – Мой друг – Орион Пакс! Вместе мы приведем всех разумных граждан планеты к новому веку, в котором былое величие будет наконец восстановлено!
МЕГАТРОН! МЕГАТРОН! МЕГАТРОН!
Их окружили скандирующие воины, и Мегатрону пришлось склониться ближе к Ориону:
– Скоро они начнут выкрикивать и твое имя.
– Пока они остаются верны идеалам, могут выкрикивать что угодно, – ответил Орион Пакс.
Мегатрон рассмеялся, а затем добавил:
– Нам и нашим сторонникам нужно название. Что-то в духе тех имен, которые получили другие великие эпохи в истории Кибертрона.
На самом деле Орион и сам задумывался об этом с тех пор, как всерьез допустил мысль, что сможет как-то повлиять на будущее Кибертрона. В архивах Йакона было множество записей о движениях и организациях (давно исчезнувших и забытых), названия которых отражали их суть; сложный комплекс идей и мнений, выраженный одним словом...
– Автоботы, – сказал он. – Потому что мы хотим автономии и верим, что это – наше основное право.
– Любопытно. Я тоже пытался подобрать нам название.
Мегатрон собирался продолжить, но подошедший Шоквейв сказал ему что-то, так тихо, что Орион не расслышал.
– А, понятно. Идем со мной, библиотекарь. Скоро случится кое-что, что тебе стоит увидеть.